На земле уже полумертвый нос Положил на труп Джек. И люди сказали: был пес, А умер, как человек. Вера Инбер. Сеттер Джек
Рекорд долголетия, по всей вероятности, принадлежит охотничьей собаке одного английского лесника: пес Адъютант прожил 27 лет и три месяца. Адъютант вел бесхитростный, простой образ жизни на лоне природы.
Иное дело Ветерок. Эту маленькую беспородную собаку трясли на вибростендах, заточали в барокамеру, ему делали хитроумные хирургические операции. И все же четвероногий ветеран космонавтики, пребывавший на пенсии, весной 1974 года стал отцом. Один из щенков был похож на папу, как две капли воды. А между тем ласковый, терпеливый и мудрый Ветерок в 1966 году на спутнике «Космос-110» 22 дня провел в радиационном поясе Земли и, следовательно, получил изрядную дозу облучения.
Наверное, добрым людям, писавшим о безвременной кончине жившего в горах сенбернара Барри, и С В. Образцову, поставившему чудесный и тревожный фильм «Кому он нужен, этот Васька?», где Барри предстает перед зрителями, увековеченным в камне, будет приятно узнать из письменного свидетельства, что трагическая смерть Барри от руки человека, принявшего его за волка, это вымысел, легенда наших дней. Текст очевидца, посвященный Барри, я нашел в книге прошлого века. Ее не возьмешь в районной библиотеке, поэтому позволю себе процитировать изрядный кусок. К тому же слова Шейтлина так великодушны и поэтичны, что этим гимном лучше всего завершить разговор о собачьей жизни.
«Да, Барри, ты был лучшая из собак, лучшее из всех животных! Ты был большой, разумной собакой. Ты спас жизнь более чем сорока людям. С корзинкой хлеба и бутылкой вина на шее, ты каждый день выходил из монастыря в метель и оттепель, чтобы искать занесенных снегом и засыпанных лавинами... Ты, как человек с нежной душой, умел, должно быть, молча выражать свое участие, потому что иначе маленький мальчик, вырытый тобой, не осмелился бы взобраться к тебе на спину и дать нести себя... Но как же могли понимать тебя спасенные тобой? Как умел ты ободрить и утешить их? Я бы хотел дать тебе язык, чтобы люди могли поучиться у тебя... И трудился ты неутомимо, не требуя ни похвал, ни благодарности, целых двенадцать лет. Я имел честь познакомиться с тобой в монастыре. Разумеется, я почтительно снял перед тобой шляпу. Ты в это время играл с товарищем, как играют между собой тигры. Мне очень хотелось подойти к тебе поближе, но ты заворчал на незнакомого человека. Я же знал уже тогда и твое имя и его славу. Будь я в беде, ты бы, конечно, не стал на меня ворчать. Теперь ты умер и тело твое стоит в бернском музее. Город хорошо сделал, что, когда ты состарился, стал слаб и не мог больше служить людям, кормил тебя и берег, пока ты не умер. Кто увидит теперь в музее твое чучело, должен снять шляпу и купить твой портрет и под стеклом повесить его на стене своей комнаты. Пусть покажет он своим детям и ученикам картину, где с ребенком на спине ты стоишь и звонишь у ворот монастыря, и пусть скажет им — делайте и вы то же, что делала эта собака».