Свет о белке правду бает Это чудо знаю я... А. С. Пушкин. Сказка о царе Салтане
14 февраля 2016
Белка, наверное, единственный грызун, который симпатичен и малым детям, преисполненным любовью ко всему живому, и умудренным старикам. И не чудо ли, что рыжего, пепельного или почти черного зверька называют белкой? Скорее, надо было бы так звать зайца: у него вся шкурка белая, а не только на животе, как у обыкновенной белки. (Слово «обыкновенная» — не литературный штамп, а зоологический термин.) Рыжеватый цвет беличьей шкурки побудил древних германцев посвятить зверька рыжебородому богу Тору. По весне в честь Тора на холмах возжигали жертвенные огни, куда белок бросали живьем. В тропиках четвероногих древолазов зря не губили — испокон веку промышляли на мясо (шкурка у тамошних белок никудышная). Кое-где и в умеренных широтах не брезговали беличьим мясом. Вот фраза из знаменитого романа Фенимора Купера: «На середине стола возвышались два тяжелых серебряных судка, окруженных четырьмя блюдами; на одном из них лежало фрикасе из белок». Поселенцы, колонизовавшие Северную Америку, любили поесть. А на их столах, согласно Ф. Куперу, беличье фрикасе — мелко нарезанное жареное или ва-ре'ное мясо с приправой — соседствовало с жареной индейкой.
Может, и на самом деле белка вкусна? Пишут же, как некогда коренные сибирские жители, сняв шкурку и выпотрошив зверька, бросали тушку прямо на раскаленные угли или вешали «перед огнем на палочку (рожон), и лишь только зарумянится мясо, потечет и зашипит едва согревшаяся кровь, как уже оно снимается и кушается за обе щеки, обыкновенно без соли и редко с хлебом».
Раньше на Руси в ходу было другое беличье имя — векша. В энциклопедии Брокгауза рядышком объяснены два значения этого слова. Первое — зоологическое и второе: «древняя неделимая русская ценность, иначе веверица, векша». Славно сказано — белка, векша, русская ценность! Вовсе не зря о белках упоминает Ипатьевская летопись: «имаху по беле и веверице тако от дыма». В Холмогорах в XVI веке тысячу беличьих шкурок можно было сторговать за сорок ефимков, равноценных серебряным немецким талерам. Целое богатство.
...Каких только белок нет на белом свете! В приэкваториальной Африке солнечные белки по утрам загорают, растянувшись на ветвях. Живут на планете и крошечные мышиные белки — их хвостики короче пяти сантиметров. Есть и всамделишные белые белки, именуемые красавицами. Они украшают индонезийские леса и парки.
Да и у нас одной обыкновенной белкой природа не обошлась. В борах по Иртышу и Оби и на юге Тюменской области по деревьям прыгают крупные телеутки (подвиды обыкновенной белки). Не подумайте, будто это выпад лживой телепередачи: телеутки гордо носили свое имя, когда на Земле еще не было ни одного телевизора. И все-таки телеутки серебристо-серые, вроде цвета телеэкрана.
Искушенные в систематике люди уверяют, будто всех белок особенно роднит то, что их верхний пред-коренной зуб меньше других и похож на столбик. У обитающей у нас в Закавказье персидской белки таковой столб отсутствует, за что ей дали обидное имя Sciurus anomalus, в переводе с латыни — ненормальная.
Про нашу обыкновенную белку Брем как-то сказал, что она северная обезьяна. Сравнение и удачно, и нет: обезьяны тяжеловаты. А наша маленькая грациозная акробатка игриво раскачивается на ветке, уцепившись за нее одной лапой, мигом перевертывается и мчится вприпрыжку вверх по стволу, будто скользит ввысь. Спускается белка осторожнее — коготки плоховато держат. Наконец, легкий, невесомый прыжок на землю, кросс на два-три десятка метров — и снова на дерево. (При необходимости без всякого для себя членовредительства пушистый древолаз прыгает на землю с высоченной макушки.)
Посмотрев на все это, трудно не согласиться с характеристикой, данной белке И. Соколовым-Ми-китовым: «Самый веселый, самый проворный и хлопотливый зверек в наших лесах...»
Существу с кисточками на ушах вольготно на ветках и стволах. И не только потому, что у нее острые коготки. У кошки усы (чувствительные полосы— вибриссы) растут на морде, а у белки—на голове, брюхе и даже ногах. Благодаря им самый хлопотливый зверек ощущает дерево всем своим существом, всем телом.
Телом — громко сказано, скорее тельцем — весит-то белка обычно четверть кило. Эти четверть кило хорошо скомпонованы и теплоизолированы. Зимой •у подмосковной векши на квадратном сантиметре спины дотошные исследователи насчитали ни много ни мало — десять тысяч волос! На брюшке шкурка втрое реже. По длине волос беличье тельце разделяют на шесть зон. Длиннее всего волосы на талии, вернее, крестце, самые же короткие на голове (чуть более сантиметра). Свои нюансы есть и в строении кожи: толщину кожного покрова измеряют в микронах, однако наиболее толста она на голове и шее.
В монографии академика В. Е. Соколова «Кожный покров млекопитающих» про векшу написано: «В углах рта располагаются специфические кожные железы, состоящие из многодольчатых (до 7 долей) сальных желез размером 333x64 мк. Под этими железами располагаются- трубчатые железы, протоки которых открываются на поверхности кожи около губ». И все. Никаких пояснений.
А пояснения очень бы хотелось получить от знающих людей. Какое вещество выделяется из этих протоков? Были ли правы литераторы старого времени, писавшие, будто в средние века из слюны утомленных до крайности белок добывали яд? Не на этом ли основывалась уверенность в ветеринарной силе беличьего мяса? Ведь им в стародавние времена в западноевропейских деревнях врачевали захворавшую домашнюю скотину.
А вот новость. Ее сочли столь важной, что сообщение поместили в «Докладах Академии наук СССР» (1978, № 1). Там сказано, что в зрительной коре беличьего мозга найдены нейроны, «не обращающие внимания» ни на что, кроме быстрого движения предмета, на который смотрит белка. Контуры же чего-то неподвижного, например пня, белка изучает совсем другими нейронами. Не правда ли, любопытно?
Но мы ушли от беличьей шкурки. И зря — следует сказать, как векша линяет. Весной сперва вылинивают очки вокруг глаз и вылезают волосы на затылке (подумать только, белка плешивеет!). Потом лысеют бока, ноги... Последними — уши. А хвост не желает руководствоваться общим правилом — быть летним и зимним — и линяет лишь раз в году. Линяет нудно, долго. В Подмосковье хвост начинает лезть в декабре, январе, а кончает терять волосы и предстает во всей красе осенью, приобретая пышный зимний вид. Белке как бы стыдно за жиденькую летнюю одежонку: осенняя линька идет торопливо — от шикарного хвоста к голове и заканчивается на носу. Неказистый рыже-серый мех сменяется темным и теплым. Для такой перемены требуются не только волосы, но и краски. Поэтому вовсю работает красильный цех — пигменты скапливаются в сумках новых волос. И мездра (внутренняя поверхность шкурки) вся в темно-синих пятнах. Когда шубка отрастает, пигментные пятна пропадают.
Тут-то и начинается пальба в хорошо одетых белок. Бывалые охотники уверяют, что наивернейший признак полной смены платья — отросшие кисточки на ушах.
Но вот закавыка — зачем белке эти кисточки?
Может, и на самом деле белка вкусна? Пишут же, как некогда коренные сибирские жители, сняв шкурку и выпотрошив зверька, бросали тушку прямо на раскаленные угли или вешали «перед огнем на палочку (рожон), и лишь только зарумянится мясо, потечет и зашипит едва согревшаяся кровь, как уже оно снимается и кушается за обе щеки, обыкновенно без соли и редко с хлебом».
Раньше на Руси в ходу было другое беличье имя — векша. В энциклопедии Брокгауза рядышком объяснены два значения этого слова. Первое — зоологическое и второе: «древняя неделимая русская ценность, иначе веверица, векша». Славно сказано — белка, векша, русская ценность! Вовсе не зря о белках упоминает Ипатьевская летопись: «имаху по беле и веверице тако от дыма». В Холмогорах в XVI веке тысячу беличьих шкурок можно было сторговать за сорок ефимков, равноценных серебряным немецким талерам. Целое богатство.
...Каких только белок нет на белом свете! В приэкваториальной Африке солнечные белки по утрам загорают, растянувшись на ветвях. Живут на планете и крошечные мышиные белки — их хвостики короче пяти сантиметров. Есть и всамделишные белые белки, именуемые красавицами. Они украшают индонезийские леса и парки.
Да и у нас одной обыкновенной белкой природа не обошлась. В борах по Иртышу и Оби и на юге Тюменской области по деревьям прыгают крупные телеутки (подвиды обыкновенной белки). Не подумайте, будто это выпад лживой телепередачи: телеутки гордо носили свое имя, когда на Земле еще не было ни одного телевизора. И все-таки телеутки серебристо-серые, вроде цвета телеэкрана.
Искушенные в систематике люди уверяют, будто всех белок особенно роднит то, что их верхний пред-коренной зуб меньше других и похож на столбик. У обитающей у нас в Закавказье персидской белки таковой столб отсутствует, за что ей дали обидное имя Sciurus anomalus, в переводе с латыни — ненормальная.
Про нашу обыкновенную белку Брем как-то сказал, что она северная обезьяна. Сравнение и удачно, и нет: обезьяны тяжеловаты. А наша маленькая грациозная акробатка игриво раскачивается на ветке, уцепившись за нее одной лапой, мигом перевертывается и мчится вприпрыжку вверх по стволу, будто скользит ввысь. Спускается белка осторожнее — коготки плоховато держат. Наконец, легкий, невесомый прыжок на землю, кросс на два-три десятка метров — и снова на дерево. (При необходимости без всякого для себя членовредительства пушистый древолаз прыгает на землю с высоченной макушки.)
Посмотрев на все это, трудно не согласиться с характеристикой, данной белке И. Соколовым-Ми-китовым: «Самый веселый, самый проворный и хлопотливый зверек в наших лесах...»
Существу с кисточками на ушах вольготно на ветках и стволах. И не только потому, что у нее острые коготки. У кошки усы (чувствительные полосы— вибриссы) растут на морде, а у белки—на голове, брюхе и даже ногах. Благодаря им самый хлопотливый зверек ощущает дерево всем своим существом, всем телом.
Телом — громко сказано, скорее тельцем — весит-то белка обычно четверть кило. Эти четверть кило хорошо скомпонованы и теплоизолированы. Зимой •у подмосковной векши на квадратном сантиметре спины дотошные исследователи насчитали ни много ни мало — десять тысяч волос! На брюшке шкурка втрое реже. По длине волос беличье тельце разделяют на шесть зон. Длиннее всего волосы на талии, вернее, крестце, самые же короткие на голове (чуть более сантиметра). Свои нюансы есть и в строении кожи: толщину кожного покрова измеряют в микронах, однако наиболее толста она на голове и шее.
В монографии академика В. Е. Соколова «Кожный покров млекопитающих» про векшу написано: «В углах рта располагаются специфические кожные железы, состоящие из многодольчатых (до 7 долей) сальных желез размером 333x64 мк. Под этими железами располагаются- трубчатые железы, протоки которых открываются на поверхности кожи около губ». И все. Никаких пояснений.
А пояснения очень бы хотелось получить от знающих людей. Какое вещество выделяется из этих протоков? Были ли правы литераторы старого времени, писавшие, будто в средние века из слюны утомленных до крайности белок добывали яд? Не на этом ли основывалась уверенность в ветеринарной силе беличьего мяса? Ведь им в стародавние времена в западноевропейских деревнях врачевали захворавшую домашнюю скотину.
А вот новость. Ее сочли столь важной, что сообщение поместили в «Докладах Академии наук СССР» (1978, № 1). Там сказано, что в зрительной коре беличьего мозга найдены нейроны, «не обращающие внимания» ни на что, кроме быстрого движения предмета, на который смотрит белка. Контуры же чего-то неподвижного, например пня, белка изучает совсем другими нейронами. Не правда ли, любопытно?
Но мы ушли от беличьей шкурки. И зря — следует сказать, как векша линяет. Весной сперва вылинивают очки вокруг глаз и вылезают волосы на затылке (подумать только, белка плешивеет!). Потом лысеют бока, ноги... Последними — уши. А хвост не желает руководствоваться общим правилом — быть летним и зимним — и линяет лишь раз в году. Линяет нудно, долго. В Подмосковье хвост начинает лезть в декабре, январе, а кончает терять волосы и предстает во всей красе осенью, приобретая пышный зимний вид. Белке как бы стыдно за жиденькую летнюю одежонку: осенняя линька идет торопливо — от шикарного хвоста к голове и заканчивается на носу. Неказистый рыже-серый мех сменяется темным и теплым. Для такой перемены требуются не только волосы, но и краски. Поэтому вовсю работает красильный цех — пигменты скапливаются в сумках новых волос. И мездра (внутренняя поверхность шкурки) вся в темно-синих пятнах. Когда шубка отрастает, пигментные пятна пропадают.
Тут-то и начинается пальба в хорошо одетых белок. Бывалые охотники уверяют, что наивернейший признак полной смены платья — отросшие кисточки на ушах.
Но вот закавыка — зачем белке эти кисточки?
Другие новости по теме:
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем. Иначе вы не сможете скачать файл.
Напечатать
Комментарии (0)
